В 2016 г. ряд знаковых событий, а также продолжающееся развитие важных по значению процессов оказали серьезное влияние на экономическую динамику в ЕС по крайней мере на весь 2017 г., а в некоторых случаях и последующие несколько лет.

Прежде всего можно отметить июньский референдум в Великобритании, где большинство населения высказалось за выход из ЕС. Хотя новое правительство Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии во главе с Т. Мэй затягивает начало переговоров об условиях, на которых страна скорее всего уже неизбежно покинет ЕС к концу текущего десятилетия, в 2017 г. должны проясниться по меньшей мере общие параметры взаимоотношений Великобритании с остающимися 27 странами-членами ЕС. Специфика ситуации в том, что приведший страну к референдуму о выходе из ЕС премьер- министр Д. Кэмерон накануне голосования добился от ЕС максимально возможных уступок для Великобритании. Ради недопущения негативного с точки зрения имиджа европейского интеграционного проекта шага по выходу из него хотя бы одной страны-участницы руководство Германии и других влиятельных государств ЕС пошло на беспрецедентный компромисс, однако это не помогло. Теперь перед Великобританией стоит дилемма - «жесткий Брекзит», когда страна действительно покидает общее европейское пространство свободного движения товаров, услуг, людей и капитала, либо «мягкий Брекзит», когда фактически страна остается в этом пространстве, но лишается политических прав влиять на дальнейшее развитие интеграционного проекта - что-то близкое к норвежской модели взаимодействия ЕАСТ-ЕС.

С экономической точки зрения второй вариант предпочтителен, но ставит Великобританию в унизительное положение, а главное электорат голосовал против каких-либо ограничений суверенитета страны - поскольку в ЕС Соединенному Королевству надо было приходить к компромиссам с другими странами-членами, равно как и против свободы движения людей - прежде всего мигрантов из других стран ЕС. Выбор «жесткого Брекзита», даже с какими-то частными исключениями, в лучшем случае приведет к резкому замедлению экономической динамики в Великобритании. Это будет связано с переносом части подразделений ТНК на континент или - из-за влияния языкового фактора, в соседнюю Ирландию, ростом издержек британского бизнеса по преодолению торгового протекционизма ЕС, ослаблением научно- технического потенциала страны вследствие исключения из полноценного формата взаимодействия по программе ЕС «Горизонт 2020 и т.д.

Негативное воздействие, хотя не такое сильное, будет оказано и на остающиеся в ЕС страны, причем первые результаты будут видны уже в 2017 г. из-за упреждающей реакции бизнеса. За пределами 2017 г. негативный эффект от «жесткого Брекзита» только усилится, вплоть до развала самого Соединенного Королевства, если Шотландия будет повторно голосовать за независимость, а Северная Ирландия потребует объединения с Республикой Ирландией - напомним, что население этих частей Соединенного Королевства с большим перевесом проголосовало за сохранение членства в ЕС.

Вместе с тем подчеркнем, что в 2017 г. вряд ли стоит ожидать ускоренной трансформации самой европейской модели интеграции под влиянием «Брекзита» - как предсказывали летом 2016 г. некоторые эксперты. Соответственно не будет большого влияния на экономическое развитие ЕС со стороны немногочисленных инициатив по укреплению единства остающихся в интеграционном проекте государств. Для ЕС намного важнее сейчас преодолеть миграционный кризис, который в последнее время осложняется участившимися террористическими актами в крупных европейских городах.

Дело в том, что ЕС не удалось надолго переломить ситуацию с притоком беженцев с Ближнего Востока и других регионов, охваченных вооруженными конфликтами. В третьем квартале 2016 г. ситуация постепенно стала приближаться к пиковым показателям второго полугодия 2015 г.

По итогам трех кварталов 2016 г. в ЕС въехало 950 тыс. просителей политического убежища, причем почти 600 тыс. направились в Германию, а в маленькую Австрию прибыло 33 тыс. чел., в экономически проблемную Грецию - почти 30 тыс. Больше половины беженцев прибывают из трех стран - Сирии, Афганистана и Ирака. Это создает серьезные проблемы для их культурной адаптации в европейский социум. Дополнительно надо отметить, что в крупнейшем реципиенте мигрантов с Востока - Германии помимо нарастания напряженности между немцами и приезжими скорее всего обострятся противоречия между ставшей уже традиционной общиной турок и массово прибывающими арабами. Этнокультурные проблемы среди прочего способствуют росту право-популистских настроений в обществе, однако для 2017 г. мы пока не видим для ЕС серьезных экономических последствий электоральных успехов соответствующих партий.

Еще один новый важный фактор экономического развития ЕС связан с меняющейся внешней средой. С одной стороны, победа Д. Трампа в США явно притормозит процесс подписания соглашения о создании Трансатлантического торгово-инвестиционного партнерства. С другой стороны, происходящие изменения международно-политической обстановки могут ослабить накал «войны санкций» ЕС и России. Вместе с тем не слишком предсказуемы для ЕС последствия изменения ситуации в Азиатско-Тихоокеанском регионе, хотя для 2017 г. они в любом случае не успеют стать чрезвычайно значимыми. Пока для экономики ЕС куда более значимыми оказываются сравнительно невысокие темпы роста ВВП в развивающихся странах. Так, уже в течение нескольких лет в Германии, на которую приходится свыше 1/5 экономики ЕС-28 и четверть экономики ЕС без учета Великобритании, динамика ВВП определяется ростом внутреннего спроса - за счет низкой безработицы и быстрого увеличения зарплат, в том числе благодаря введению в 2015 г. минимальной почасовой оплаты труда. Совместный прогноз ведущих германских экономических институтов во главе с расположенным в Берлине Германским институтом экономических исследований - DIW на 2017 г. вообще прогнозирует новое явление для ФРГ - отрицательный вклад чистого экспорта в динамику ВВП -0,1% против 1,5% для внутреннего потребления; заметим, что наши оценки более оптимистичные.

По нашим оценкам в целом ВВП ЕС вырастет в 2017 г. на 1,5%, что окажется на 0,2 процентных пункта ниже ожидаемых итогов 2016 г. Однако в основном это будет связано с резким замедлением динамики ВВП в Великобритании по причине подготовки к «Брекзиту». Что касается зоны евро, то мы прогнозируем сохранение динамики ВВП на уровне 1,6%. Худшая ситуация будет в Италии, а среди малых стран - по-видимому, в Финляндии.

Из позитивных трендов можно отметить сохранение тенденции на снижение безработицы. Лишь в Германии, вопреки прогнозам как Еврокомиссии, так и немецких экономических институтов, мы ожидаем начало негативного влияния миграционного кризиса, а также снижающейся конкурентоспособности некоторых отраслей германской экономики. Хотя ФРГ останется в тройке лидеров ЕС по самому низкому уровню безработицы, мы не склонны считать реалистичным немецкий прогноз падения показателя до 4%. Наибольшие успехи по снижению безработицы в 2017 г. способны показать страны Южной Европы, где сейчас показатели все еще исчисляются двузначными числами. Это несомненно будет позитивно сказываться на динамике личного потребления и в целом росте ВВП - тем не менее, в 2017 году Испания вряд ли повторит неожиданно высокие для страны темпы экономического роста 2016 года - как из-за растущих цен на углеводороды, так и некоторого замедления позитивной динамики на рынках труда.

Еще один позитивный прогноз для ЕС на 2017 г. - исчезновение угрозы дефляции. Рост потребительских цен в интеграционной группировке явно превысит 1%. По прогнозам Еврокомиссии, в 2017 г. монетарная политика в еврозоне останется содействующей росту ВВП. Фискальная политика также не будет слишком рестриктивной.

Наконец, необходимо отметить роль теневого сектора экономики стран ЕС. Как показывает ведущий специалист в этой теме австриец Ф. Шнайдер, с начала XXI века значение теневого сектора экономики в странах ЕС неуклонно сокращается. Например, за 2003-2013 гг. показатель уменьшился по ЕС в целом и в частности в Германии на 4 процентных пункта - соответственно до 18,4% и 13%.

Худшая ситуация наблюдается в Румынии, Болгарии и Литве, но и там показатели за 10 лет уменьшились, по оценкам Ф. Шнайдера, соответственно с 33,6 до 28,4%, с 35,9 до 31,2% и с 32 до 28%.

Похожая ситуация складывалась и в Хорватии, которая в 2013 году стала 28-м членом ЕС - падение доли теневой экономики с 32,3 до 28,4%. В самой благополучной в этом отношении Австрии показатель уменьшился с 10,8% до 7,5%.

Вместе с тем совершенно очевидно, что отмеченное сокращение показателей связано во многом лишь с выходом бизнеса «из тени». Если в среднем ежегодно выводится из тени порядка 0,4% ВВП ЕС, то флуктуации в этой динамике вполне могут влиять на изменение официально регистрируемых изменений реального объема ВВП интеграционной группировки на 0,1-0,2 процентных пункта. При этом даже любой внимательный турист может заметить, что масштабы нелегального и полулегального бизнеса, а также искусственной накрутки добавленной стоимости в странах-членах ЕС встречаются почти повсеместно.

Из интересных для России примеров, поскольку именно в 2016 г. ведущие московские музеи стали перенимать итальянский «опыт», можно назвать спекуляцию билетами во флорентийские или миланские картинные галереи. При этом имеет место как вполне законная почти двукратная накрутка цен под видом интернет-посредничества и обязательных взносов на благотворительность, так и явно криминальные индийско- российско-итальянские цепочки проведения туристов вне очереди под видом отставших экскурсантов.

Есть и много других схем накрутки ВВП, отчасти уже хорошо описанных в научной литературе. В этой связи пересмотр показателей экономической динамики - в том числе на целый ряд лет назад, на несколько десятых процентных пункта является для стран ЕС распространенной практикой. При этом в условиях, когда прирост ВВП в год в большинстве государств-членов не достигает даже 2%, это вносит существенные искажения в общие представления о хозяйственных процессах в ЕС.

Экономика Европы в 2017 году возрастет на 1,7%, что в первую очередь объясняется снижением прогноза развития экономики Великобритании.