Развитию постсоветского пространства уделяется неоправданно мало внимания. Вот и сейчас поиски решения задач модернизации национальных хозяйственных механизмов идут в основном в экономической плоскости. Вместе c тем анализ реалий социально-экономического ландшафта региона показывает, что пределы и возможности модернизации экономик постсоветского типа определяются далеко не в последнюю очередь социальными факторами. Основные индикаторы социального развития государств СНГ показывают, что постсоветское пространство сейчас представляет собой четко выраженную зону социального неблагополучия и нестабильности.

В Кыргызстане и Таджикистане доходы ниже величины прожиточного минимума имеют от 35 до почти 50% населения, в Молдове, Армении и Украине около 25%, в Беларуси, Казахстане, России и Азербайджане от 5 до 16%. По данным социологических опросов, субъективный уровень бедности в России (42,2%) и Украине (41,7%) в 1,5-2 раза превышает официальный показатель живущих за чертой бедности. Продолжает углубляться дифференциация населения по доходам. Сейчас коэффициент неравенства доходов Джини наиболее высок в России (0,42) и Молдове (0,38). Промежуточное положение занимают Азербайджан (0,34) и Кыргызстан (0,33). Заметно ниже значение данного коэффициента в Армении (0,31), более успешном c точки зрения результатов реформ Казахстане (0,31), а также в Украине (0,28) и отличающейся сильным государственным регулированием экономики Беларуси (0,27).

В начале 2012 г. общее число безработных в СНГ, определяемое по методологии Международной организации труда (МОТ), оценивалось Статкомитетом СНГ в 9,2 млн человек, или 6,7% численности экономически активного населения региона. Страновой разброс значений этого показателя весьма значителен: от 5,5% в Казахстане до 18,7% в Армении. Азербайджан и Украина отличаются высоким удельным весом безработных c высшим образованием около 40%. Население постсоветских государств крайне болезненно воспринимает ситуацию на рынке труда. Даже в относительно благополучном Казахстане 63% респондентов обеспокоены угрозой безработицы, 76,2% не уверены, что смогут найти работу в случае ее потери. На постсоветском пространстве фактически исчерпан потенциал квалифицированных специалистов и грамотных управленченских кадров, необходимых для модернизации. Значительная часть высококвалифицированных работников вынуждены работать не по специальности, многие за пределами родной страны.

Аналогичная ситуация и в других странах СНГ. Средняя заработная плата в СНГ чрезвычайно низкая от 100 долл. Например, в Украине и Польше при одинаковой нагрузке или аналогичной производительности труда уровень зарплат в некоторых сферах деятельности отличается в 5-10 раз. Попытки переломить ситуацию на рынке труда региона имеют фрагментарный характер. Так, в Казахстане стартовала Программа занятости-2020, в которой акцент впервые смещен c выплаты пособий безработным в сторону выделения им целевых грантов для получения соответствующей требованиям рынка квалификации. И, по оценкам казахских экспертов, к 2020 г. доля высококвалифицированной рабочей силы здесь может увеличиться до 50%.

В регионе ощущается явный дефицит политических и общественных сил, осознанно заинтересованных в модернизации. По некоторым оценкам, в России «модернизационное ядро» формирует только треть населения (ВЦИОМ, 2010), по другим данным, максимум 20-25% россиян. Как ни парадоксально, наиболее консервативными оказываются слои общества со средним и выше среднего уровнем жизни. В России в группе c самыми высокими доходами соотношение «перемены - стабильность» составляет 31 против 62%, а среди наименее материально обеспеченных россиян - 42 против 47%. Значительную часть наемных работников перемены пугают, поскольку уже имеется негативный опыт предшествующих лет. Кроме того, они не видят реальных каналов повышения своей конкурентоспособности на рынке труда и занимают пассивно выжидательную позицию, предпочитая «синицу в руках».

Крупный бизнес, как правило, реализует бизнес-проекты за рубежом; мелкий и средний бизнес чаще всего «сращен» c местными и региональными властями и, следовательно, заинтересован в сохранении существующей ситуации. И фактически в модернизации сейчас может быть заинтересована лишь часть элиты, не получившей или лишившейся доступа к власти и доходам, но эта часть элиты заинтересована скорее не в реформах, а в перераспределении власти в рамках прежней парадигмы развития.

Таким образом, в СНГ для предстоящей модернизации нет прочной социальной базы. Доверие населения к проводимым преобразованиям исчерпано, отсутствует столь необходимый для любых радикальных преобразований драйв, веры в успех модернизации нет. Причин здесь несколько. Во-первых, за 20 лет непрерывных попыток реформ в постсоветском обществе накопилась явная усталость. Неудачный старт реформ в начале 1990-х годов истекшего столетия подорвал и без того хрупкий кредит доверия населения к преобразованиям. «Шлейф» ощущения социальной несправедливости (прежде всего от результатов приватизации) тянется вот уже на протяжении почти 20 лет, оставляя за собой негативный след в общественном сознании.

Во-вторых, ни одному постсоветскому государству так и не удалось запустить механизм вертикальной социальной мобильности «социальный лифт». Между тем согласно социальной теории существует прямая взаимосвязь между возможностями вертикальной мобильности для широких слоев и групп населения, c одной стороны, и оценкой ими справедливости наличного социального устройства, c другой.

В-третьих, социальные издержки реформ многократно превысили запас как материальной, так и эмоциональной прочности «старого» среднего класса, и не позволили упрочить свои позиции «новому», который должен был стать центральным стабилизирующим звеном постсоветского гражданского общества. Однако сейчас доля среднего класса в общей численности населения незначительна: максимум 12-15% в Украине и 15-20% в России и Беларуси.

И, наконец, отсутствует внятная информационная политика. В результате от модернизации ждут, главным образом, дополнительных социальных благ, а не развития инновационной экономики. По данным опросов Левада-Центра, для 63% россиян решение социальных проблем имеет более высокий приоритет по сравнению c развитием новых технологий (их поддерживает только 21% респондентов). При этом треть россиян по прежнему ничего не знает о модернизации, хорошо знакомы c проектом лишь 10% (среди москвичей - 28%), половина россиян что-то слышали об этом, но не могут сказать ничего конкретного (Левада-Центр, 2010, 2011).

Очевидно, сначала «...предстоит преодолеть общий неблагоприятный социокультурный фон, выражающийся, например, в пассивности и недоверии к реформам» и, как следствие, в отстраненности населения от самой идеи модернизации. Особенности социального рельефа постсоветского пространства не позволяют быстро, тем более фактически c нуля, выстроить прочный фундамент модернизации. Нельзя начать c экономической модернизации, отложив далеко «на потом» социальные и политические реформы. В противном случае возникнет своего рода «ловушка»: отсутствие экономической модернизации надолго отложит запуск социальной, а без последней проблематично будет запустить на полную мощь механизм экономической модернизации.

С учетом исторической и социально-экономической специфики СНГ, возможно, был бы приемлем несколько модифицированный алгоритм действий например чередование экономических и социальных приоритетов. Удачный запуск процесса формирования среднего класса и гражданского общества обеспечил бы запрос на социально-политическую модернизацию «снизу» и требуемое широкое «соучастие» в ней значительной части населения.

Опыт СНГ убеждает, что любая конструкция экономических реформ буквально «провисает», если в ней отсутствует надежный социальный каркас: 1) необходимый запас социальной прочности (доверие) населения; 2) осознанная готовность граждан идти на неизбежные жертвы (снижение уровня жизни, увеличение риска безработицы и т.п.); 3) четко выстроенная система государственной социальной поддержки.