Сегодняшний мир вступил в полосу серьезной и длительной турбулентности, проявляющейся во всех сферах общественной жизни - в политике, экономике, финансах, социальной сфере и ведущей к серьезным изменениям в них. В данной статье предпринята попытка рассмотрения социальной составляющей данного процесса. Проводится анализ направлений трансформации институтов и механизмов функционирования социальной и социально-трудовой сфер, выявляются глубинные причины, лежащие в ее основе, выдвигается аналитическая гипотеза, позволяющая рассмотреть процесс в единстве всех составляющих и их взаимосвязей.

Прежде чем приступить к изложению нашей аналитической гипотезы, хотелось бы сделать несколько предварительных замечаний. Особенностью сегодняшнего момента можно назвать то, что ухудшение социально-экономической и социальной ситуации не является только лишь структурным сбоем общественной системы, но все более конвенционально воспринимается как процесс глобальной и всеобъемлющей трансформации прежнего мироустройства, складывавшегося и развивавшегося на протяжении последних полутора столетий. При этом интуитивное осознание того факта, что сложившаяся система мироустройства исчерпала ресурс своего развития, отнюдь не облегчает проведения строгого научного анализа происходящих процессов.

Напротив, эмергентный характер трансформации, охватывающей все условно выделяемые при научном анализе сферы общественных отношений - политику, экономику, социальную и социально-трудовую сферы, ведущей к одновременному и взаимообусловленному их изменению, рождает новое «качество» общественной ткани, трудно поддающейся «разделению» на отдельные «части». И это серьезно затрудняет исследование. Тем не менее далее нами будет предпринята попытка вычленения социальной составляющей внутри трансформационных процессов сложившегося мироустройства.

Отметим, что «мироустройство» в данном контексте - понятие отнюдь не тождественное понятию «миропорядок» в веберовской его трактовке. В ней оно несет в большей степени политико-правовое содержание, отражает особенности политико-правовой надстройкой системы и в этом смысле более «явно», легче поддается рационализации с точки зрения анализа интересов, а главное, наличия договоров, лежащих в его основе.

Наша трактовка «мироустройства» ближе к пониманию «социального пространства» П. Бурдье и рассматривает его как некий организм, сложную систему, включающую институты, субъекты и общественные связи между ними, живущую и постоянно развивающуюся по своим собственным законам. Складывающееся мироустройство правомерно рассматривать, таким образом, как некую результирующую действий многих интересов, тенденций и контртенденций, формирующих в итоге его институциональный дизайн и задающих определенный вектор развития.

При этом именно социальная проблематика оказывается в современных условиях наиболее животрепещущей» и актуальной. И этому есть вполне рациональное объяснение. Дело в том, что в условиях стабильного и поступательного экономического роста социальная проблематика не то чтобы забывается, но отодвигается на второй план, поскольку в «нормальных» условиях рост этот обеспечивает улучшение социального самочувствия большей части населения. Напротив, в период экономической и политической турбулентности вопросы занятости, социальной политики, социального обеспечения и, даже шире, социальной справедливости оказываются в центре внимания и политиков, и экспертного сообщества, и «простых» граждан.

При этом чем глубже оказывается социально-экономический кризис, чем значительнее ухудшение социального самочувствия широких масс населения, тем острее эти вопросы ставятся и тем более радикальными оказываются предлагаемые для его преодоления рецепты. И тому есть немало подтверждений на протяжении всей истории человечества, достаточно вспомнить, например, развитие ситуации в Европе и России на рубеже ХIХ-ХХ веков, когда социальные потрясения привели к значительному изменению всего современного миропорядка.

Сразу оговоримся, что четко представляем себе всю неполноту любой - в том числе и предлагаемой здесь аналитической гипотезы, страдающей соответствующими эвристическими ограничениями, прежде всего определенным уровнем абстракции. Этому есть и причины объективного характера. Дело в том, что именно в условиях глубинных трансформаций социального пространства сложившаяся и ставшая общепринятой научная терминология, а тем более статистические данные зачастую не в состоянии адекватно описывать и отражать происходящие процессы. И это не случайно.

Если рассматривать трансформацию как «направленный внутренний процесс изменения, который реализуется за счет встраивания в ее подсистемные части чужеродных элементов, внешне не разрушающих саму систему, но постоянно заставляющих ее работать иным образом», то именно это мы и наблюдаем сегодня, анализируя сбои в системе современного мироустройства. Причем во всех подсистемах общественного механизма - в политике, экономике и в исследуемых нами социальной и социально-трудовой сферах. Привычные институты и механизмы не исчезают вовсе, но постепенно наполняются совершенно иным содержанием, меняя весь социальный ландшафт. При этом традиционная статистика по социальным расходам, например, в условиях приватизации социальной сферы и появления новых субъектов ее регулирования, перестает отражать состояние дел в образовании или здравоохранении, а статистика рынка труда уже не дает адекватного представления о процессах, происходящих в занятости. Однако подробное рассмотрение этих вопросов требует специального исследования и нам пока придется оставить его за скобками.

Вернемся к предлагаемому здесь и представленному в виде аналитической гипотезы видению процессов, происходящих в социальной и социально-трудовой сферах. Признаем, что оно, несомненно, страдает определенной однобокостью, возможно, даже тенденциозностью. В том смысле, что мы акцентируем свое внимание прежде всего на процессах, размывающих сложившуюся социальную систему, пристально рассматривая негативные социальные последствия происходящих трансформаций и не уделяя должного внимания контртенденциям. Это делает картину мира менее выпуклой, однако в условиях глубоких изменений системы такой подход оказывается во многом оправданным, в том числе и потому, что дает возможность рассмотреть наиболее сущностные ее черты и предпринять попытку прогнозирования дальнейшего развития событий или по крайней мере инициировать научную дискуссию.

И последнее - какова же та социальная система, о трансформации которой под воздействием внутрисистемных процессов мы говорим? Прежде всего отметим, что зародилась она в социально-трудовой сфере развитых стран. Зарождавшийся рынок труда характеризовался как практически неконкурентный по условиям найма и эгалитарный с точки зрения качества трудовой жизни, временная незанятость связывалась преимущественно с причинами структурного типа, а ее показатели считались близкими к естественным. Со временем высокий уровень социальных гарантий обеспечивался как законодательством, так и широким распространением коллективно-договорных механизмов регулирования социально-трудовых отношений.

Социальная политика в этих условиях - за исключением стран Северной Европы «проистекала» из социально-трудовых отношений, опираясь на страховые принципы ее финансирования, при этом социальные расходы росли очень высокими темпами, позволив добиться впечатляющих успехов в здравоохранении и сделав высокообразованным практически все население. Экономически эта система опиралась на поступательный и постоянный рост, а политически была связана с декларированным обеспечением широкого участия населения в определении всех направлений развития жизни общества.

Все вместе эти составляющие к концу прошлого века оформились в новый «убедительный, прогрессивный нарратив» для человечества - Ф. Фукуяма, известный нам как «социальное государство». Именно тогда очевидным стало то невиданное ранее улучшение социального благополучия значительной части населения мира, те неоспоримые успехи в социальной сфере, которых удалось достичь человечеству. Речь идет не только об успехах в образовании и здравоохранении в развитых странах, но о трансфере институтов, ответственных за социальную политику по всему миру, о распространении международных стандартов в сфере труда и, как следствие, о сокращении разрыва в уровне трудовых доходов между развитыми и развивающимися странами. А также - об улучшении условий труда в последних, о более широком распространении социального диалога как механизма регулирования социально-трудовых отношений и т.п.

Тот факт, что формат социальной политики, который удалось обеспечить развитым странам, оказался доступен далеко не всему человечеству, а, напротив, меньшей его части, стал трактоваться с точки зрения недостаточного качества государственных институтов в различных странах и регионах мира. Рецепт девелопментализма казался простым и очевидным - свободный рынок, демократия, сильная социальная политика, средний класс как основа политической стабильности общества. В общем-то, для развитых стран это был «золотой век» либерализма, провозгласившего неоспоримый приоритет индивидуальной свободы человека и все меньше требовавшего взамен личной ответственности за свое и общественное благополучие.

Произошедшее, вроде бы внезапно, серьезное ухудшение социальной ситуации и все более широко распространяющееся в научной среде и в обыденном восприятии осознание того факта, что изменения эти носят системный характер, ставят перед исследователями вопрос об основаниях, глубинных причинах происходящих трансформаций и возможных сценариях развития будущего на ближайшую и более отдаленную перспективу.

ГЛОБАЛЬНЫЕ ВЫЗОВЫ В СОЦИАЛЬНО-ТРУДОВОЙ СФЕРЕ
«На поверхности» исчерпанность прежних механизмов развития выглядит как отсутствие прогресса, а зачастую и как ухудшение ситуации в социальной сфере. Последний экономический кризис лишь проявил и обострил накопившиеся здесь напряжение и дисбалансы - между странами и регионами, субъектами социального управления, отдельными социально-демографическими группами, между национальными государствами и надгосударственными структурами различной природы. Особенно тревожным представляется тот факт, что с началом экономического кризиса 2008 г. эксперты ООН впервые за всю историю зафиксировали снижение темпов прироста Индекса человеческого развития. Причем, оно наблюдается во всех без исключения группах стран. Правда, падение указанных темпов значительнее в наиболее развитых странах, что способствует сокращению разрыва между бедными и богатыми государствами, однако абсолютные показатели разрыва остаются весьма высокими и большая часть бедняков проживает именно в развивающихся странах.

По данным ООН, в 2013 г. половина жителей планеты - 51.3% жили менее чем на 2.5 долл. в день, более четверти - 28.4% в день расходует от 2.5 до 1.25 долл. и 22% вынуждены жить менее чем на 1.25 долл. в день. Важно подчеркнуть, что в силу особенностей развития демографических процессов в мире при снижении относительных показателей бедности, ее абсолютные значения растут. По оценкам экспертов, свыше 2.2 млрд человек в 2013 г. жили в условиях многомерной бедности или «были близки к этому состоянию». Практически каждый третий житель планеты страдает от такого явления, как многомерная бедность. При этом подавляющая часть населения - 80% остается вне рамок систем социальной защиты.

С 90-х годов прошлого века вначале исследователи - от Дж. Стиглица до Ф. Фукуямы, а затем и политики - на память приходит первая инаугурационная речь Б. Обамы, выступления лидеров государств на последних Давосских экономических форумах с тревогой заговорили об этом ухудшении социальной ситуации в развитых странах. Причем речь шла не просто о кратковременном тренде, но об угрозе серьезного сокращения среднего класса - основы и опоры современного социально-экономического и политического порядка. И это потенциально делает мир все менее устойчивым и более конфликтным. Wall Street Journal в подтверждение этих опасений приводит данные исследования, проводившегося Глобальным институтом МакКинзи. Они свидетельствуют о том, что практически у полумиллиарда жителей развитых стран доходы за последние десять лет либо не росли, либо даже снижались. Исследование касалось жителей 25 наиболее развитых в экономическом отношении государств.

Еще одним из проявлений ухудшения ситуации в социальной сфере, наиболее острой социальной проблемой современности, становящейся препятствием для реализации заявленных мировым сообществом целей развития, можно назвать рост расслоения населения по доходам. Достаточно тревожными выглядят данные по неравенству, сократить которое мировому сообществу так и не удалось, более того, разрыв между бедными и богатыми на планете постоянно увеличивается.

По подсчетам благотворительной организации Oxfam, подготовившей специальный доклад к проходившему в январе 2015 г. Всемирному экономическому форуму в Давосе, в 2009 г. 1% самых богатых людей мира обладал 44% мирового богатства, а в 2014 г. уже 48%. По прогнозам, сделанным в докладе, к 2016 г. 1% самых богатых будет уже богаче остальных 99%. Причем даже внутри «золотого миллиарда» богатство распределено крайне неравномерно - всего 80 богатейших людей мира - 0.000001% мирового населения владеют таким же богатством, как 3.5 млрд, или половина, беднейших жителей планеты. При этом, как отмечает исполнительный директор Oxfam, «рост неравенства дважды ударяет по беднякам - они получают меньшую долю "экономического пирога", а, поскольку неравенство замедляет развитие экономики, самого пирога становится все меньше».

Эксперты Мирового валютного фонда не случайно считают, что проводимые правительствами всех стран мероприятия по стабилизации экономики могут быть эффективны только в том случае, если «как никогда пристальное внимание будет уделяться воздействию проводимой корректировки на распределение доходов». Речь идет не только о необходимости добиваться большей равномерности такого распределения, что должно увеличить платежеспособный спрос населения и запустить механизмы роста мировой экономики, основанной на массовом производстве, но и об улучшении ситуации в сфере социального обеспечения. Как паллиативная мера предлагаемые рецепты действительно могли бы принести некоторое улучшение ситуации в мировой экономике и социальной сфере.

Кроме того, углубление неравенств несет в себе и опасности социально-политического порядка, на которые обращает внимания нобелевский лауреат Дж. Стиглиц, говоря, что «крайнее экономическое неравенство неизбежно приводит к политическому неравенству, в результате чего снижается вероятность внедрения правительством систем социальной защиты, способных защитить тех, кто на дне, от последствий крупных потрясений».

К сожалению, проблема заключается не в том, что богатые в последние годы стали вдруг более жадными и не хотят «делиться» своими доходами. Такую ситуацию можно было бы относительно быстро решить политическими методами. Дело, однако, в том, что сам механизм экономического роста и обеспечения социального благополучия, основанный на обществе потребления, оказывается сегодня все менее эффективным. У складывающегося положения дел есть глубинные, можно сказать, системные причины, коренящиеся в социально-трудовой сфере. Суть в том, что основой социального благополучия в условиях индустриальной экономики был постоянный экономический рост, достигавшийся за счет расширения массового потребления, то есть потребительского спроса. При этом экономический рост был напрямую связан с увеличением занятости - таковы особенности индустриального производства. Одновременно, высокая, считавшаяся практически «полной», занятость обеспечивала населению широкий доступ к благам социальной политики. Прежде всего поэтому занятость и стала восприниматься как ключевая сфера, в которой интересы экономического роста сопрягаются с возможностями социального развития.

И именно в сфере занятости зародились те негативные тенденции, которые несут в себе угрозу социальному прогрессу. О том, что ситуацию на глобальном рынке труда можно назвать сложной, свидетельствуют исследования, осуществляемые экспертами различных международных организаций - Международная организация труда, Всемирный банк и др., в последние годы. Наметившиеся тенденции, обещающие в будущем заметно усилиться, можно кратко охарактеризовать как сокращение спроса на труд. На данный момент в условиях еще продолжающегося роста занятости этот процесс пока имеет лишь относительное выражение: снижении доли труда в национальном доходе, повышение уровня вынужденной незанятости и безработицы населения. Однако в ближайшие десятилетия прогнозируется сжатие и абсолютных величин этого спроса, увеличивающее риски сужения потребительского спроса и замедления экономического роста.

Экспертами МОТ отмечаются также такие тенденции в занятости, проявившиеся в период последнего экономического кризиса, как замедление или прекращение положительных структурных сдвигов, наблюдавшихся в предшествующий период. Обращается внимание на такой тревожный факт, как отсутствие связи между возобновившейся инвестиционной активностью и ситуацией в сфере занятости, которая продолжала ухудшаться. В частности, достаточно интенсивное перераспределение занятых из низкодоходных в средне- и высокодоходные по зарплатам сектора экономики, наблюдавшееся в докризисный период, так и не возобновилось. А ведь перед кризисом именно такие структурные изменения в развивающихся странах стали важным фактором улучшения на рынке труда, что помогло снизить долю незащищенной, нестабильной занятости и сократить количество работающих бедных, а, в конечном счете, стимулировать потребительский спрос.

Молодежная безработица во многих странах мира -прежде всего в Южной Европе, Северной Африке и на Ближнем Востоке давно уже стала не просто социально-экономической и политической, но поистине экзистенциальной проблемой. Вкупе с демографическими проблемами это серьезно затрудняет реализацию социальной политики в прежних объемах и не способствует росту спроса, могущего стать драйвером для экономики.

При этом возможности использования кредитных механизмов стимулирования потребительского спроса в развитых странах практически исчерпаны. Развивающиеся же страны, экономики которых в большинстве своем зависят от ситуации, складывающейся на развитых рынках, явно не в состоянии генерировать внутренний спрос в достаточном объеме. В этой связи ситуация в сфере занятости в них также складывается непросто. И поскольку уровень разделения труда здесь пока заметно ниже, чем в развитых, свертывание спроса на рабочую силу менее выражено, однако и население здесь более молодое и численность подрастающего поколения в разы выше; следовательно, проблемы молодежной безработицы проявляются здесь не менее остро, чем в развитых странах.

Подтверждением сложной ситуации в социально-трудовой сфере служит тот факт, что почти половина всех работающих сегодня - более 1.5 млрд. человек трудятся в условиях неформальной или ненадежной занятости. В итоге самым быстрорастущим сегментом глобального рынка труда оказывается сегмент некачественной, низкооплачиваемой, неустойчивой занятости, порождающей новый класс - прекариат, который наступает на слабеющие позиции среднего класса. Причем прирост такой некачественной занятости наблюдается и в развитых странах со сложившимися институтами рынка труда и защитным трудовым законодательством, и в развивающихся странах, где ситуация в этом смысле никогда не была благополучной.

Гай Стэндинг, введший в научный и политический дискурс термин «прекариат», подчеркивает, что основными отличительными его чертами оказываются: неопределенность его положения, необходимость браться за любую работу, отсутствие прочных социальных связей и возникающие в этой связи неудовлетворенность и злость. Таким образом, в итоге происходящих трансформаций общество становится все более сегментированным, неоднородным и конфликтогенным.

Бытует мнение, что в рядах прекариата оказываются те, кто не в состоянии конкурировать на современном рынке труда в силу недостаточной профессиональной подготовки, недостаточной квалификации, низкой мобильности, отсутствия нужных рынку компетенций, а возможно, и желания приспосабливаться к условиям современного производства. Более того, в сегодняшнем научном дискурсе встречаются попытки представить углубляющееся неравенство справедливым, обусловленным исключительно талантами, личными усилиями, ответственностью, ростом знаний и умений представителей одной части общества и одной части цивилизации. Однако они не выглядят достаточно убедительными в мире, достигшем такого уровня разделения труда и такой взаимосвязи в рамках глобальной экономики.

Сегодняшние реалии все чаще опровергают такой подход в том смысле, что не только отсутствие в государстве инфраструктуры соответствующего качества и недостаточные усилия каждого отдельного человека по овладению новыми знаниями и компетенциями делают его ненужным на современном рынке труда. Да, современная высокотехнологичная экономика требует от занятых высокого уровня образования, квалификации, творческих способностей, желания учиться и совершенствовать свои профессиональные навыки в течение всей жизни. Сегодняшнюю экономику не случайно называют экономикой знаний, признавая решающую роль науки и образования в ней. Однако, акцентируя внимание на положительных коннотациях такого определения, мы зачастую упускаем из виду, что экономика знаний оказывается «бесчеловечной экономикой» в самом прямом смысле этого слова - она все в меньшей и меньшей степени нуждается в людях для обеспечения производства. Этот феномен уже отмечался рядом исследователей, в частности экспертами Всемирного банка, -  каждый следующий процент экономического роста достигается все меньшим приростом занятости, а затем и при ее снижении.

ТЕХНОЛОГИИ КАК ФАКТОР СНИЖЕНИЯ СПРОСА НА ТРУД
Таким образом, новые технологии не просто изменяют характер труда и повышают его эффективность, но успешно конкурируют с человеком, вытесняя его из сферы производства, делая последнее все более безлюдным. Иначе этот процесс называется ростом производительности труда - все меньшее число работающих в состоянии полностью удовлетворить платежеспособный спрос населения планеты, происходит стремительное замещение живого труда в экономике. И при этом, в условиях быстрого сокращения числа качественных - хотя бы с приемлемым уровнем оплаты труда, рабочих мест, платежеспособный спрос постепенно снижается, вызывая к жизни уже очевидно опасные финансовые инструменты его стимулирования, еще больше усугубляющие ситуацию.

Интересно, что экономический кризис лишь ускорил процесс замещения живого труда в экономике, как в развитых, так и в странах с формирующимися рынками. О своих намерениях отдать рабочие места роботам заявляют один за другим топ-менеджеры крупных компаний. Так, например, еще в ноябре 2012 г. появилось сообщение о том, что китайское предприятие Foxconn, основной сборщик оборудования Apple, планирует заменить роботами один миллион рабочих. В сообщении говорится, что на ускорение принятия соответствующего решения руководство предприятия вынудили пойти частые забастовки и иные протестные действия работающих, по-видимому, недовольных условиями труда. При том, что каждый робот обходится компании 20000-25000 долл., затраты на их установку планируют окупить в течение трех лет.

Аналогичные заявления звучали из уст генерального директора концерна Volkswagen, утверждавшего, что процесс замещения работников роботами продолжится, так как почасовая «оплата труда» роботов в любом случае ниже почасовой оплаты даже самых низкооплачиваемых работников.

По подсчетам Университета Лейвена, с 2008 г. в ЕС около 5 млн человек потеряли работу из-за того, что их труд оказалось дешевле автоматизировать, чем платить им зарплату.

Согласно оценкам Оксфордского центра исследований, уже к 2033 г. 45% рабочих мест в США могут быть компьютеризированы и автоматизированы. Больше других риску увольнения подвергаются те, кто занят на административных должностях, в сферах торговли, транспорта и строительства. Наиболее безопасны в этом отношении рабочие места, связанные с компьютерной наукой и техники, деятельностью в сфере юриспруденции и здравоохранения. По таким профессиям уже создаются пилотные программы для роботов, которыми и предполагается заменить высвобождаемых.

На Форуме предпринимателей «Ябули», прошедшем в Тяньцзине - Северный Китай, было заявлено, что уже сегодня не менее половины китайских работодателей готовы заменить роботами своих «подорожавших» работников. Роботы получают широкое распространение в таких отраслях, как производство товаров широкого потребления, химия, стройматериалы, транспортное оборудование, электрооборудование. На последние две отрасли в 2014 г. пришлось 17 и 15% всех продаж роботов китайского производства.

Кстати, и в России такие автоконцерны, как КАМаз и ГАЗ, в 2015 г. представили на рынок безлюдные автомобили, которые оказались раскупленными еще до официального старта продаж. Главными покупателями стали сельхозпроизводители.

Роботы с успехом заменяют труд людей в самых различных сферах - от сельского хозяйства и промышленности, до наиболее трудоемких отраслей современной экономики - торговли, транспорта и сферы обслуживания. Они постепенно осваивают уже и рынок интеллектуального труда. Антропоморфные роботы читают лекции в университетах, ухаживают за детьми и пожилыми людьми, способны воевать «на земле, на суше, и на море».

«Яндекс» в ноябре 2015 г. открыл собственное информационное агентство, сообщения для которого готовят не журналисты, а автоматические алгоритмы «Яндекса» на основе мониторинга и анализа данных. Такие программные платформы есть и у других компаний, представляющих услуги информационным агентствам. Например, платформа Quill у Narrative Science, услугами которой пользуется Forbs; Worldsmith и Automated Insights, предоставляющая информацию Associated Press и Yahoo News и ряда других.

И в России, несмотря на отставание от ведущих стран по целому ряду технико-технологических параметров народнохозяйственного развития, в последние десятилетия можно наблюдать аналогичные процессы. Происходящая возможно, не столь впечатляющими темпами модернизация экономики страны вполне серьезно угрожает занятости населения. Анализ реализованных в последние годы в экономике страны инвестиционных проектов доказывает не только то, что рабочие места в высокотехнологичной экономике весьма капиталоемкие. Гораздо интереснее с социальной точки зрения то, что в такой экономике несколько сотен работающих полностью покрывают потребность региона в производимой ими продукции.

Иными словами, рост производительности труда приводит к тому, что весьма ограниченное число работников полностью покрывают платежеспособный спрос значительного числа потребителей. Это ставит перед правительствами как минимум два вопроса. Каким же образом можно будет удовлетворить спрос на рабочие места со стороны миллионов и десятков миллионов трудоспособных граждан в условиях стремительного роста производительности труда? Каким же образом в новых условиях реализовывать социальную политику, тесно связанную с социально-трудовой сферой? Вполне вероятно, что по мере повышения уровня технологичности экономики и кардинального изменения динамики производительности труда, в последние годы колебавшейся между 1-3%, с этой проблемой может столкнуться и российское общество.

ДЕСТАБИЛИЗАЦИЯ ТРУДОВЫХ ОТНОШЕНИЙ И ЕЕ СОЦИАЛЬНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ
Если говорить о социальных последствиях происходящих трансформаций, то прежде всего необходимо отметить, что кардинальное повышение требований к качеству рабочей силы происходит на фоне обозначающегося сокращения спроса на нее. Кроме того, ввиду исчерпанности механизмов индустриальной эпохи, регулирующих социально-трудовую сферу, и растущей в этой связи их неэффективностью все более широкое распространение получают новые механизмы ее регулирования.

В условиях ограничивающегося спроса на труд исчезают коллективные трудовые отношения, обеспечивавшие эгалитарность индустриального рынка труда, уступая место казавшимся недавно экзотическими механизмам их регулирования. Трехсторонние трудовые отношения, самозанятость, зачастую являющаяся превращенной формой занятости по найму, проектный принцип организации труда, при котором трудовой коллектив собирается на относительно короткое время для реализации определенного проекта, перевод трудовых отношений в разряд гражданско-правовых получают все большее распространение.

Сложившееся в индустриальную эпоху трудовое законодательство все в меньшей степени способно амортизировать негативные социальные последствия организационных новаций. Структурные трансформации занятости, обусловленные развитием техники и технологий, увеличением доли третичного сектора, делают занятость все менее защищенной даже в развитых странах, изменяют трудовые отношения в сторону повышения их гибкости и нестабильности. Завершение процесса постиндустриального перехода в социально-трудовой сфере уже сейчас достаточно отчетливо проявляется в разрезе поколений, причем, по всей видимости, это не ситуативная реакция рынка труда на ухудшение экономической конъюнктуры, а долговременный тренд.

Молодежь первая испытывает на себе все новации современной экономики, демонстрируя новую «нормальность» в сфере труда, при которой труд становится более интенсивным, а трудовые отношения менее стабильными. Среди молодежи - прежде всего в развитых странах новые формы организации трудовых отношений можно назвать уже вполне традиционными в той же степени, в какой у поколения их родителей традиционным был наем с бессрочным контрактом у одного работодателя с распространявшимися на него условиями коллективных соглашений. Для того чтобы в этом убедиться, достаточно проанализировать динамику данных Евростата по распространенности нестандартных форм занятости среди различных возрастных групп населения за последние 15 лет.

Так, доля занятых по временному контракту в Евросоюзе выросла с 1990 по 2015 гг. всего на 4%. Однако в разрезе отдельных возрастных групп данные различаются существенно: в старших возрастах рост составляет проценты, а по некоторым странам - доли процента; в то же время в группе 15-24 лет занятость по такому контракту выросла в полтора раза.

По отдельным странам рост еще более значителен - во многих из них доля работников, занятых по временному контракту, в молодых возрастах составляет 50 и более процентов. Аналогично выглядит ситуация с частичной занятостью и другими видами нестандартной занятости. Таким образом, новый порядок легитимируется де-факто, а формируемые в его рамках социально-трудовые все более отрываются от социальных основ и все более подчиняются задачам обеспечения экономической эффективности, что сильно подрывает платежеспособный спрос населения, который до последнего времени генерировался, в первую очередь, именно в развитых странах.

Для молодежи, выходящей на сегодняшний рынок труда, это оборачивается также отсутствием стабильных, крепких социальных связей с трудовым коллективом, обусловленных занятостью, долгого горизонта планирования жизни и т.д. Кроме того, в условиях постиндустриальной реальности молодежь, сталкивающаяся с необходимостью доказывать свою состоятельность, оказывается в условиях, в которых делать это становится все сложнее по вполне объективным причинам. Дело в том, что меняются объективные условия становления личности молодого человека, приобретая все более противоречивый характер.

С одной стороны, в обществе, достигшем такого уровня разделения труда, в основном лишь работая по найму можно получить средства для жизни, но спрос на труд при этом сокращается. Порождаемое сжатием платежеспособного спроса ухудшение экономической ситуации при этом все в большей степени ограничивает возможности реализации социальной политики в прежних объемах даже в развитых странах, не говоря уже о развивающихся.

С другой стороны, современная массовая культура, пропаганда и реклама настойчиво предлагают стандарты потребления среднего класса развитых стран всему миру, порождая у молодых людей фрустрацию и жестокое разочарование в своих силах в случае, когда реализовать себя не представляется возможным. Чрезвычайно важно подчеркнуть, что меняются именно объективные условия самореализации, заложенные в современной экономике. Связано это как раз с ускоряющимся техническим прогрессом, «уничтожающим» целые отрасли на протяжении трудовой биографии одного поколения и серьезно усложняющим технику и технологии. Строить карьеру современному молодому человеку приходится уже не по вертикали и на одном предприятии, а по горизонтали - меняя не просто предприятия, но и сферы приложения труда. При этом для его положения характерны боязнь остаться без работы в условиях жесткого дефицита рабочих мест и зависимости от работы по найму, а также необходимость заработать средства на случай вынужденных «простоев» и для поддержания своей конкурентоспособности на рынке труда. Это заставляет соглашаться на любые, в том числе незащищенные законодательно, с низкой оплатой труда или ненормированным рабочим днем рабочие места и условия найма. Такую ситуацию вряд ли можно назвать комфортной для становления личности.

Все происходящие изменения получают еще и «идеологическое» обоснование, а новые кадровые технологии работы с персоналом преподносятся как единственно возможные с точки зрения повышения конкурентоспособности не только предприятий, но и целых экономик. Так, необходимость смены места и сферы деятельности считается необходимым условием всестороннего развития личности. При этом игнорируется тот факт, что в условиях постоянно углубляющегося уровня разделения труда и необходимости постоянной смены видов деятельности работник становится все более «частичным», все в меньшей степени участвующим в процессе создания конечного продукта и даже услуги, все менее компетентным. Что и получило отражение в появлении такого термина, как «хайтек-люмпен», обозначающего новую растущую страту современного общества.

ПЕРСПЕКТИВЫ СОЦИАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА В НОВЫХ УСЛОВИЯХ
Даже самый беглый взгляд на современное мироустройство позволяет утверждать, что проблемы, с которыми сегодня сталкивается мировое сообщество, носят всеобъемлющий и сущностный характер и ставят под вопрос возможность реализации социальной политики в прежних формах и объемах. Социальная политика, даже в наиболее развитых странах, претерпевает кардинальные трансформации. В результате буквально на наших глазах начинает размываться ранее относительно устоявшееся социальное пространство, получившее название «социальное государство». Этот процесс, конечно, не может быть стремительным, учитывая инерционность институтов, составляющих его основу, но он идет и его результаты все заметнее.

Проще всего было бы сказать, что для улучшения ситуации необходимо выделять больше средств на развитие социальной сферы. Однако те же самые процессы, которые позволили достичь экономического процветания и невиданного ранее социального благополучия, сегодня становятся препятствием для дальнейшего прогресса в социальной сфере. Социальное государство, появившееся в индустриальную эпоху, с самого момента своего зарождения тесно связано с социально-трудовой сферой, которая в складывающихся сегодня условиях может значительно сократиться. Нельзя сбрасывать со счетов и то, что с развитием техники и технологий сами услуги здравоохранения, образования, социального обеспечения становятся все более дорогостоящими.

Структурные реформы систем государственной поддержки граждан, являющиеся во многом следствием недостатка спроса на труд и находящихся в распоряжении общества ресурсов, а также роста стоимости услуг становятся общемировой тенденцией и приводят к увеличению государственного долга и вынужденной приватизации считавшихся ранее исключительно общественными благ, следствием чего оказывается ограничение доступа к ним для значительного числа граждан.

Приватизация общественной сферы, в свою очередь, приводит к появлению новых «игроков» в сфере социальной политики - многонациональных страховых и фармацевтических компаний, образовательных учреждений как бизнес-проектов. В итоге рост государственных и личных расходов на образование и, особенно, здравоохранение зачастую не столько улучшает качество услуг, предоставляемых населению, сколько повышает доходы связанного с этими сферами бизнеса. Государства все в меньшей степени справляются с растущими аппетитами корпораций, а изменение международного права, уравнивающего в правах последних с национальными государствами, ставит под вопрос уже не только успешность реализации проекта «социальное государство», но и само существование национальных государств и, следовательно, прежнего политического миропорядка. В этих условиях декларируемые ООН от имени мирового сообщества цели улучшения качества и доступности всех видов социальных услуг для населения, способных внести существенный вклад в улучшение ситуации в социальной сфере и выравнивание имущественного положения населения в рамках земного шара, сегодня выглядят все менее достижимыми.

Активные выступления представителей неоконсервативного крыла экономической мысли в пользу определения «правильного» соотношения между растущей свободой современного человека и мерой его ответственности перед обществом, против роста иждивенческих настроений, порождаемых социальным государством, начались еще в 80-е годы прошлого века. Сегодня сокращение социальных расходов в условиях современной высокотехнологичной экономики при сложившихся перераспределительных механизмах вынуждает уже не только ученых, но и политиков говорить о необходимости создания «общества активного участия», меняющего суть социальной политики. Речь идет о «разделении ответственности» между обществом и человеком за здоровье, образование, обеспечение в старости - «Третий путь» Э. Гидденса.

Не случайно одним из механизмов реализации европейской Концепции социальной сплоченности называется распространение «этики ответственности» и широкого социального и гражданского диалога. Однако практического воплощения эта часть Концепции пока не получила, поскольку такой подход, хотя и имеет право на существование, не объясняет, какова должна быть справедливая мера индивидуальной ответственности человека за собственное благополучие в условиях ставшего практически общественным производства. Социальные обязательства государства сегодня, может быть, как никогда ранее, становятся фактором легитимации власти, а их нарушение делает сложившийся миропорядок все менее легитимным в глазах людей.

О проблеме возможной «утраты законности», которая постигает общество, которое основывает свое существование на непрерывном и неуклонном росте, на рассчитанном и безостановочном совершенствовании, если рог изобилия временно закрывается и поток иссякает, подробно говорил в своей книге «Нации и национализм» Э. Геллнер.

В условиях ресурсных и системных ограничений и повышения уровня конфликтности современного общества идет интенсивный поиск новой легитимности. Наиболее востребованным оказывается концепт «справедливого развития», опирающийся не столько на неуклонный экономический рост, который должен конвертироваться в повышение социального благополучия граждан, сколько на более «справедливое» распределение имеющихся в распоряжении общества ресурсов. Кавычки в данном случае означают неоднозначность данного понятия. Дело в том, что содержательное наполнение «социальной справедливости» - понятия, несущего в себе конкретно-историческое и культурно-ценностное содержание - не просто различно, а зачастую противоположно в отдельных частях нашего, вроде бы ставшего глобальным мира. И это делает выработку единой повестки даже в области социального развития для мирового сообщества крайне затруднительной, если не сказать невозможной.

Такая попытка, хотя бы в теоретическом плане, была предпринята в рамках Программ развития ООН. А. Сен, мыслитель и один из главных идеологов вырабатываемых ООН подходов к пониманию справедливого развития, подчеркивает, что принцип «всеобщей гарантированности» социальных услуг не означает только лишь равенства возможностей. Более обездоленным нужно больше участия и средств для обретения действительного, справедливого равенства возможностей. Серьезные исследования, проводившиеся Всемирным банком в десятках беднейших стран, подтверждают, что бедные в гораздо большей степени нуждаются в социальных услугах, чем богатые, причем эта нуждаемость носит комплексный и всеобъемлющий характер и не зависит исключительно от личных усилий человека. Без эффективных систем перераспределения проблему неравенства решить невозможно.

Кроме того, на огромном эмпирическом материале экспертами ООН доказано, что чем раньше осуществляются инвестиции в жизненный потенциал, тем лучше перспективы индивида и что именно общества с более высоким уровнем социальной справедливости - прежде всего равенство возможностей и социальная интеграция достигают лучших результатов в человеческом развитии. А последнее понимается как единство экономической и социальной составляющих человеческого бытия, как равенство граждан в доступе к общественным благам и качественной, высокооплачиваемой работе.

Именно поэтому все чаще, главным образом в политическом дискурсе, происходит возвращение к такому, подзабытому уже понятию, как «полная занятость». При этом важно отметить, что роль труда не может сводиться только к социально-экономическим - несомненно, важным, но отнюдь не исчерпывающим все явление - аспектам. На протяжении всей истории человечества труд рассматривался как нечто, составляющее суть, основу жизни человека не только в материалистическом понимании этого слова, но и как инструмент духовного развития личности и возможность для человека стать творцом. В этом смысле можно говорить не просто о структурообразующей, но о смыслообразующей роли труда. Человеческое общество всегда было трудоориентированным и, даже более того, трудозависимым.

Неслучайно международные институты от лица мирового сообщества провозгласили достойный труд - неотъемлемым правом каждого человека. Как справедливо отмечают авторы того же Доклада о человеческом развитии 2014 г.: «Социальные преимущества труда значительно превосходят выгоду для отдельно взятого человека - заработную плату. Труд содействует стабильности и социальной сплоченности, а достойные рабочие места повышают способность людей справляться с потрясениями и неопределенностью.... Кроме того, защищенная занятость обладает высокой психологической ценностью».

Это действительно важный вывод, гласящий, что труд помимо всего прочего сам по себе является позитивной повесткой для человеческого общества. Он делает жизнь осмысленной, солидарной, ответственной, обращенной в будущее. Формирование такого подхода к трудовой проблематике исходит из надежды на ничем не ограниченный экономический рост и связанный с ним рост занятости, чему, по мнению его авторов, препятствует лишь временное несовершенство институтов и политики. Однако сегодня представления о новом постиндустриальном обществе все чаще подвергаются сомнению. Ибо о нем трудно говорить как об обществе, несущем человечеству освобождение от тяжелой, физической работы, открывающем простор для творчества, постоянного развития, самореализации, превращающем работу из тяжелой повинности в удовольствие, знаменующем собой наступление «золотого века социального благоденствия», когда богатство и социальный статус человека определяются только его творческим вкладом в дело общего процветания. Оказалось, что в условиях серьезного дефицита спроса на рабочую силу, угрожающего незанятостью значительной части населения планеты, общество может стремительно оказаться «за пределами занятости», что, несомненно, представляет серьезную угрозу для его стабильности, порождая целый спектр проблем, решение которых не выглядит очевидным.

К серьезным социальным вызовам сегодняшнего дня, помимо ресурсных и иных ограничений для реализации социальной политики, можно отнести также распространяющееся социальное иждивенчество, атомизацию и разобщенность общества, стремительное изменение его социальной структуры, угрожающее его демократическим основам, необходимость поменять принципы реализации социальной политики в условиях общества, все в большей степени оказывающегося «за пределами занятости». Ведь если люди не участвуют в процессе труда и, соответственно, создании общественных благ и продуктов, то каковы могут быть в этом случае критерии лояльности обществу? Справедливые критерии участия в распределении материальных и иных благ?

При этом не видно пока ни одной политической силы или института гражданского общества, способных предложить реальную программу действий для решения возникающих проблем. Во всяком случае, в рамках старой парадигмы развития. Протесты, связанные с ухудшением социальной ситуации, остаются в значительной мере атомизированными, отражая особенности социальной структуры современного общества.

Весьма характерным выглядит слом традиционного лево-правого политического спектра во многих странах. Находящиеся у власти все более технократические правительства атакуются и справа, и слева партиями, предлагающими примерно одну повестку для развития социальной сферы, - повышение доступности общественных благ для большинства граждан, обеспечение полной продуктивной занятости и повыше оплаты труда до уровня, способного увеличить совокупный платежеспособный спрос и запустить механизм экономического роста. Однако в современных условиях перестают работать и прежние либеральные рецепты «лечения» экономики, и неокейнсианские подходы.

Приходится признать, что новые подходы к выработке и реализации социальной политики будут формироваться в условиях серьезных ресурсных ограничений, растущей разобщенности мирового социального пространства и необходимой высокой индивидуальной ответственности за происходящее значительной части населения. Уже сейчас очевидно, что возникающие в разных концах мира положительные с точки зрения достижения социальных эффектов практики, активизировавшиеся в последние годы, являются частью более широких процессов перераспределения функций между различными субъектами социальной политики, на что исследователи обращали пристальное внимание в последние десятилетия.

Ситуация, сложившаяся в социальной сфере, отличается еще и тем, что в условиях трансформирующегося мира реализовывать различные варианты политики приходится практически «с колес», не имея теоретического обоснования и возможности осуществления пилотных проектов, опираясь в большей степени на национальные и региональные особенности, нежели на концепции, претендующие на универсальность.

Таким образом, складывающаяся социальная реальность вынуждает государства, регионы, общественные организации, граждан искать и находить совершенно уникальные рецепты и пути решения возникающих социальных проблем. Следует признать, что мировому сообществу в ближайшие десятилетия предстоит решать сложную дилемму. Или искать совместно общий ценностный базис, который в непростых условиях все же сможет консолидировать человечество, позволит сконцентрироваться на решении множества сложных задач - не только социальных, но и экономических, экологических, военных, межгосударственных. Или принять вариант регионализации, при котором успешность решения социальных проблем будет сильно различаться в зависимости от экономической ситуации в различных частях света и от степени консолидированности общества, его способности к выработке и принятию конвенциональных ценностных основ такой консолидации.

Е. Садовая